НЕВСКАЯ
централизованная
библиотечная
система

Санкт- Петербург, ул. Бабушкина, д. 64

   
Март 24
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
26 27 28 29 1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30 31

12 декабря 2018 г. в библиотеке № 2 им. Федора Абрамова состоялась публичная лекция «Своими путями. Федор Абрамов и Александр Солженицын в 1960-е гг.», приуроченная к 100-летию со дня рождения четвертого русского лауреата Нобелевской премии по литературе А. И. Солженицына. Лекцию прочитали автор «Летописи жизни и творчества Федора Абрамова» Г. Г. Мартынов и научный редактор этого фундаментального многотомного издания А. Г. Тимофеев. Ниже изложено содержание части лекции.

Вехи непростого жизненного и творческого пути Федора Александровича Абрамова (1920 ‒ 1983) и Александра Исаевича Солженицына (1918 ‒ 2008) – это одновременно и основные этапы исторического развития России в ХХ веке.

По рождению они почти ровесники: Солженицын старше Абрамова немногим более года. Отец Солженицына погиб в результате несчастного случая на охоте за несколько месяцев до рождения сына. Отец Абрамова, отморозив ноги, умер, когда тому шел всего второй год.

Их детство и юность – это переход от Гражданской войны и политики военного коммунизма к НЭПу, коллективизация, индустриализация, а следовательно, мощный, но фальшивый довоенный «расцвет» советской общественно–политической системы – одновременно, по выражению историка и философа Г. П. Федотова, «страны-вуза» и «страны-концлагеря».

С разницей в два года они поступают в высшие учебные заведения, правда – на различные факультеты: Александр Солженицын в 1936 г. выбирает физико-математический факультет Ростовского университета, Федор Абрамов в 1938 г. становится студентом филологического факультета Ленинградского университета. Дополнительно отметим, что в 1939 г. Солженицын, завершая учебу в Ростове-на-Дону, поступает и на заочное отделение Московского института философии, литературы и искусства (МИФЛИ), закончить которое ему не довелось.

В первые месяцы войны с нацистской Германией оба оказываются на фронте: Абрамов – ополченцем после третьего курса, «ограниченно годный» Солженицын добивается отправки на фронт, уже окончив с отличными оценками университет, где его успевают рекомендовать на должность ассистента.

В конце войны оба они офицеры: Солженицын – капитан артиллерийской батареи звуковой разведки; Абрамов – лейтенант военной контрразведки СМЕРШ, куда он попадает на службу в 1943 г. не по собственной, курсанта Архангельского пулеметного училища, воле. Все известные сведения о военном периоде его жизни, в том числе появившаяся в открытой печати информация о его службе в контрразведке, представлены в первой книге «Летописи» его жизни и творчества (СПб., 2015).

В 1945 г. арестованный СМЕРШем по результатам перлюстрации личной переписки Александр Солженицын попадает в советский концентрационный лагерь, откуда выйдет за 20 дней до смерти Сталина. Федор Абрамов после Победы доучивается на филологическом факультете Ленинградского университета, где начинает научную и преподавательскую деятельность. В конце 1940-х – первой половине 1950-х гг. он оканчивает аспирантуру, защищает диссертацию по роману Михаила Шолохова «Поднятая целина» – и, как член партии, принимает участие в череде послевоенных политико-идеологических кампаний, развязанных по прихоти стареющего вождя. В том числе – в общесоюзной антисемитской кампании по борьбе с «космополитизмом», направленной в Ленинграде, в том числе, против ведущих профессоров филфака ЛГУ, евреев по национальности.

В этот период, согласно некоторым свидетельствам, появляются признаки того, что Абрамов, коммунист с 1944 г., начинает относиться к отдельным элементам официальной идеологии с долей скепсиса. Тем не менее, определенные усилия для развития своей партийной карьеры он все же предпринимает и в результате в 1951 г. даже удостаивается предложения занять должность заместителя заведующего отделом искусства и литературы Ленинградского обкома партии. От этой высокой должности, открывающей ему перспективы блестящей карьеры, он уклоняется, сославшись на то, что его жена (тогда еще гражданская) во время Великой Отечественной войны пребывала на оккупированной немцами территории (эта история изложена в первой книге «Летописи»).

Разглядеть в нем будущего талантливого писателя никто из коллег, друзей и знакомых тогда еще не может, за исключением, пожалуй, только его жены Людмилы Крутиковой и лучшего друга художника Федора Мельникова.

Роман, который впоследствии войдет в историю русской литературы как первая часть тетралогии «Братья и сестры», Абрамов начинает писать в конце 1940-х гг.

Приблизительно в это же время Солженицын, в 1946 – 1950 гг. отбывавший срок в различных «шарашках» – закрытых конструкторских бюро, работает над автобиографической поэмой «Дороженька» (публ. 1999) и ее прозаическим продолжением.

Склонность к литературной работе, которая в Советском Союзе, как известно, являлась чрезвычайно престижным, но жестко регламентированным профессиональным видом деятельности, Солженицын и Абрамов почувствовали весьма рано – оба начали сочинять еще в школьные годы. Публикации юного восьмиклассника Феди Абрамова (в том числе стихи) в газете «Лесной фронт», выходившей в отдаленном Карпогорском районе Северной (затем Архангельской) области, стали появляться уже в 1936 г.; эти тексты сохранились. Школьник Александр Солженицын, живший в крупном областном центре Ростов-на-Дону, такой возможностью, конечно, не обладал – в настоящее время его довоенные сочинения считаются утраченными.

Выйдя из лагеря в феврале 1953 г., Солженицын направляется на поселение в Южный Казахстан – «навечно», как тогда ему было указано, однако фактически ему пришлось находиться в ссылке только три года. Смерть советского диктатора, который безраздельно властвовал в стране почти 30 лет, постепенно приводит к изменениям во всех сферах общественно–политической жизни страны; начинается процесс освобождения и реабилитации заключенных в концлагеря и находящихся в ссылке.

Разумеется, изменения происходят и в официальной советской литературе, где давно уже полностью воцарился так называемый «социалистический реализм».

В апрельской книжке журнала «Новый мир» за 1954 г. появляется статья Федора Абрамова «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе. (Литературные заметки)» – его первое выступление во всесоюзной печати; до этого он публиковал литературоведческие статьи лишь в изданиях Ленинградского университета. Имя никому неизвестного дотоле критика сразу же обретает громкую известность, поскольку – подумать только! – в его статье подвергнуты суровому разбору ходульные и неуклюжие романы колхозной тематики – авторства Галины Николаевой, Семена Бабаевского, Григория Медынского и некоторых других лауреатов Сталинских премий.

Абрамов, прочитав свой напечатанный текст, 4 апреля 1954 г. записал в дневнике: «Статья в “Новом мире” напечатана. Обкорнали, сгладили все углы. Жалко! И это после того, как я уже подписал гранки. Возмутительно. Люся говорит: это хорошо. Меньше ругать будут. Да вызовет ли статья отклики?»

Статья вызывает не просто «отклики» – на нее и на Абрамова незамедлительно обрушивается вся советская печать, тем более что столь критическая публикация была не единственной, а появилась в ряду других выступлений «Нового мира» схожей направленности (1953 – 1954). Это были статьи «Об искренности в литературе» Владимира Померанцева, «Дневник Мариэтты Шагинян» Михаила Лифшица и «“Русский лес” Л. Леонова» Марка Щеглова. Журнал в это время первый раз возглавлял Александр Твардовский, и с его стороны эти четыре публикации стали не просто вызовом – то был «взрыв, который породил сотрясение в критике и литературной жизни» (слова Игоря Золотусского).

Сталинизм и сталинисты по-прежнему очень сильны, хотя привычный репрессивный механизм расправы с неугодными, бесперебойно действовавший на протяжении предшествующих десятилетий, значительно смягчен. Наступает новая эпоха, символическое название которой дает повесть Ильи Эренбурга «Оттепель», напечатанная в майском номере журнала «Знамя» за 1954 г. Тем не менее, если властям будет необходимо, видоизменившийся механизм советской карательной системы по-прежнему может заработать без сбоев и послаблений: имя Федора Абрамова попадает в постановление ЦК КПСС, от него под угрозой увольнения из университета всё более и более настойчиво требуют покаяния… Под давлением обстоятельств он будет вынужден на это пойти…

В том же 1954 г. отправляют в отставку главного редактора «Нового мира» Александра Твардовского – как за напечатание четырех вышеперечисленных статей, так и за попытку опубликовать первую редакцию собственной поэмы «Теркин на том свете». (Однако – как знать? – возможно, на самом то деле, именно, появление статей Померанцева, Лифшица, Абрамова, Щеглова помогло Бабаевскому, дожившему до 2000 г., и прочим сталинским литературным лауреатам продлить свое призрачное существование в советской литературе еще примерно на несколько десятилетий.)

Хронологические границы короткого, но необычайно яркого периода «оттепели» в Советском Союзе определяются историками и мемуаристами по–разному. Нередко утверждают, что «оттепель» в общественной и культурной жизни страны началась в середине 1954 г., а закончилась позорным процессом над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем в конце 1965 – начале 1966 гг. Можно ограничить ее и более коротким отрезком времени: от сокрушившего Сталина с пьедесталов ХХ cъезда КПСС, прошедшего в феврале 1956 г., до государственного переворота октября 1964 г. – отстранения Н. С. Хрущева от управления государством и руководства партией. Впрочем, некоторые современные исследователи «нашего недавнего» дотягивают этот период до 1970 г., именуя «концом оттепели» еще один год после советского вторжения в Чехословакию.

Как бы то ни было, в своем логическом развитии «оттепель» как общественный, культурный и политический процесс прошла несколько стадий. Самая активная из них началась после XX съезда КПСС, в последний день работы которого, 25 февраля 1956 г., Н. С. Хрущев выступил с закрытым докладом «О культе личности и его последствиях».

В год разоблачения «культа» карьерные обстоятельства кандидата филологических наук Федора Абрамова, незадолго до этого ошельмованного фанатиками «социалистического реализма», меняются: в апреле 1956 г. он становится заведующим кафедрой советской литературы филологического факультета Ленинградского университета.

В том же 1956 г. частично реабилитируют Александра Солженицына, благодаря чему он получает возможность жить в Центральной России. Из Казахстана Солженицын перебирается во Владимирскую область. Работает рядовым школьным учителем: сначала – математики и физики, после окончательной реабилитации в 1957 г. и переселения в Рязань – физики и астрономии.

Свой путь профессионального писателя Федор Абрамов начинает с произведения крупной формы – романа «Братья и сестры», сразу же сделавшего его имя широко известным и популярным. Роман печатают в сентябрьской книжке журнала «Нева» за 1958 г., в следующем году его выпускают двумя отдельными изданиями: в Лениздате тиражом 30 тысяч экземпляров; в «Роман-газете» – 500 тысяч экземпляров.

Рабочие записи Абрамова того периода, многие из которых впервые опубликованы в первой книге «Летописи», однозначно указывают на то, что едва ли не с самого начала им была задумана именно трилогия. Постепенно, по мере углубления замысла, она переросла в тетралогию.

В том же 1958 г. на пост главного редактора журнала «Новый мир» возвращается Александр Твардовский.

В 1959 г. Александр Солженицын пишет рассказ «Щ-854» (в будущем – повесть «Один день Ивана Денисовича»). В 1960 г. он создает рассказы «Не стоит село без праведника» и «Правая кисть», начинает цикл прозаических миниатюр «Крохотки», пишет пьесу «Свет, который в тебе» – и попадает на некоторое время в творческий кризис, поскольку не видит возможности напечатать свои произведения.

Таким образом, к началу 1960-х гг. Федор Абрамов (если судить по советским меркам) – человек, в целом успешно делающий преподавательскую, научную и писательскую карьеру. Бывший зэк Александр Солженицын – рядовой школьный учитель и начинающий писатель с сомнительными перспективами дальнейшего роста, несмотря на целеустремленность и находку собственной неповторимой темы в творчестве.

Совсем скоро события развернутся таким образом, что ныне, с высоты времени, станет очевидно: подлинная история «оттепели» немыслима без тех ситуаций, которые сложились тогда вокруг Федора Абрамова и Александра Солженицына.

Наступившее десятилетие, 1960-е гг., принесет им обоим всемирную славу. Состоится их личное знакомство, и они всегда будут испытывать взаимное уважение друг к другу.

Подлинная история их взаимоотношений и возможного влияния друг на друга необычна и представляет собой скорее ряд «странных сближений» и любопытных пересечений, порой, кажется, и вовсе немыслимых – особенно когда речь заходит об их заочном и невольном литературном «соперничестве» за рубежом.

Это уже события второй книги «Летописи» (СПб., 2017), охватывающей период с 1959 по 1965 гг.

В 1960 г. Федор Абрамов становится членом Союза писателей СССР, и первая половина 1960-х гг. – это время от появления в печати его первой повести «Безотцовщина» до первой редакции романа «Две зимы и три лета», продолжившего роман «Братья и сестры» и отвергнутого журналом «Звезда». Одновременно Абрамов работает над первой редакцией рассказа «В Петров день», переименованного в «Звезде» в рассказ «На задворках», но в конце концов, также отвергнутого (как ныне известно – при непосредственном цензурном вмешательстве Главлита, то есть советской цензуры). Впоследствии оба произведения, не без труда и цензурных потерь, будут напечатаны в журнале «Новый мир»; рассказ, переделанный в повесть, – под названием «Пелагея».

В 1961 г. Александр Солженицын наконец находит возможность передать в отдел прозы журнала «Новый мир» свой рассказ «Щ-854», предварительно изъяв из него заведомо непроходимые фрагменты.

Кульминацией «оттепели» является конец 1962 – начало 1963 гг., когда впервые публикуются три произведения никому неизвестного дотоле школьного учителя из Рязани. В ноябрьской книжке «Нового мира» за 1962 г., с личного разрешения Н. С. Хрущева, которому в тот момент это оказалось политически выгодно, появляется рассказ «Один день Ивана Денисовича» (ранее называвшийся «Щ-854. Один день одного зэка»). Ради весомости редакция журнала переместила рассказ в жанр повести. Александр Солженицын моментально становится знаменитостью и вступает в Союз писателей СССР.

В декабрьской книжке «Нового мира» напечатана повесть «Вологодская свадьба» Александра Яшина, тут же вызвавшая резкую отповедь советского официоза. В январской книжке того же «Нового мира» за 1963 г. опубликованы рассказы «Матренин двор» и «Случай на станции Кречетовка» Александра Солженицына.

Одновременно в январской книжке ленинградского журнала «Нева» за 1963 г. появляется повесть «Вокруг да около» Федора Абрамова, члена редколлегии этого журнала и председателя секции прозы Ленинградской писательской организации.

Книга – сильнее оружия. Редколлегия «Невы», для того чтобы хоть как-то смягчить злободневность повести, поместила «Вокруг да около» в отдел публицистики, понизив ее жанровое определение до очерка. Не помогло. Как и девять лет назад, на Абрамова, после случайно проскочившего в «Литературной газете» 5 марта 1963 г. положительного отклика Георгия Радова «Вся соль в позиции», по команде сверху обрушилась вся советская печать… Снова вопрос о нем был включен в повестку дня заседания секретариата ЦК КПСС…

Разумеется, и Солженицыну, несмотря на то, что в литературных и партийных кругах помнили о недолгом покровительстве ему самого Н. С. Хрущева, в печати тоже доставалось всерьез. Более того, все три писателя оказались поставлены рядом в негативном контексте уже в самой первой публикации, с которой началась очередная травля Абрамова. В первых строках статьи «Действительно, вокруг да около» В. Колесова, агронома колхоза имени XVIII партсъезда Гатчинского района Ленинградской области, напечатанной 13 апреля 1963 г. в газете «Советская Россия», говорится буквально следующее: «Безысходной тоской и безнадежностью веет со страниц очерка “Вокруг да около”. Все в нем нарочито, все мрачно, все ущербно. <…> Как это ни горько, но некоторые наши писатели, посвящающие свое перо аграрной тематике, авторы всех этих “Матрениных дворов” и “Вологодских свадеб” стали напоминать заморских любителей нашего мусора. Берут они самые исключительные по своей неприглядности обстоятельства из жизни деревни, выискивают в колхозной семье самых паршивых овец и говорят:

– Вот оно, смотрите, наше село, и вот его герои».

За повесть «Вокруг да около», миниатюрного наследника «Мертвых душ» Н. В. Гоголя, советская печать неустанно «полоскала» Абрамова фактически до конца 1963 г., и даже дольше. Читать эти злобные отклики сейчас – откровенно скучно, а порой противно. Во второй книге «Летописи жизни и творчества Федора Абрамова» приведено несколько десятков подобных мертворожденных текстов, так или иначе связанных с повестью «Вокруг да около». В их числе – фальшивое, инспирированное властями открытое письмо Федору Абрамову «К чему зовешь нас, земляк?», под которым – увы! – стоят настоящие подписи 21 жителя его родной Верколы.

Гораздо более важно другое. Одновременно с разносным официозом в редакции газет и журналов, а также к самим писателям, пошел поток читательских писем, красноречиво свидетельствующих о том, что и Абрамов, и Яшин, и Солженицын, смогли опубликовать правду исключительной силы. Определенная часть этих писем впервые процитирована во второй книге «Летописи», другая еще ждет своей публикации. В качестве примера приведем выдержку из письма к Абрамову вологодского писателя Сергея Викулова от 10 марта 1963 г.: «Все говорят о Вашей вещи “Вокруг да около” и еще о “Матренином дворе”. Есть тугодумы, которые их не принимают. Есть, но их все меньше. Итак, настоящая литература все больше завоевывает себе позиции. И Ваша вещь сыграет свою, если хотите, историческую роль».

Еще более интересна ситуация, возникшая в 1963 г. в связи с зарубежными публикациями повестей «Вокруг да около» и «Один день Ивана Денисовича», переводы которых в рекордно короткие сроки были выпущены в Великобритании, США, ФРГ и других странах западного мира. Глубинная суть заочного литературного соперничества, невольно возникшего за рубежом между Абрамовым и Солженицыным, о чем они сами даже и не догадывались, впервые раскрылась благодаря разысканиям А. Г. Тимофеева, представленным во второй книге «Летописи».

После выхода зарубежных переводов «Вокруг да около» Абрамов не просто противопоставлялся Солженицыну в Европе и Америке, но иной раз ставился даже выше него, поскольку осмелился открыто высказаться не о лагерном прошлом, которое в 1960-е гг. было в значительной степени изжито, а о современной советской действительности.

По словам рецензента английской газеты «The Sunday Times», «в России был только что напечатан лишенный прикрас рассказ о жизни в колхозе. Такие поразительные откровения появляются в советской печати впервые, и как социальный и политический документ это произведение отодвигает на второй план даже шедевр Солженицына “Один день Ивана Денисовича”. Абрамов превзошел Солженицына в двух отношениях. Он проник в самую уязвимую и охваченную кризисом область русской жизни. Во–вторых, действие его произведения происходит в 1962 году, а значит, автор представляет самое современное толкование животрепещущего вопроса».

В анонимном предисловии к отдельному русскому изданию «Вокруг да около» в антисоветском издательстве «Посев» та же точка зрения представлена более точными и резкими суждениями: «…очерк Федора Абрамова может быть поставлен даже выше повести А. Солженицына “Один день Ивана Денисовича”. Солженицын написал повесть о коммунистической каторге, рассказывая о том, что было. Абрамов пишет о коммунистических плантациях, о бесправном, нищенском существовании половины населения страны сегодня; о политике власти, которая навсегда, пока эта власть существует в стране, обрекает сельское хозяйство на мертвый застой, а крестьян — на беспросветную нужду; о сопротивлении крестьян колхозной барщине; о силах в деревне, которые начинают сознавать, что без борьбы против рабовладельческой власти выбраться из нужды и рабства невозможно».

Вместе с тем, в первой половине 1960-х гг. оппозиционное мировоззрение Абрамова еще не являлось цельным, находилось в стадии формирования и не было столь последовательным, как у бывшего з/к Солженицына. Официально, внешне Абрамов от прямой конфронтации с режимом всегда был очень далек. Однако многочисленные творческие рукописи, сохранившиеся в его личном архиве, равно как и многие факты его общественной деятельности, не получившие широкой огласки при его жизни, красноречиво рисуют гораздо более сложную картину.

В процессе подготовки третьей книги «Летописи» выяснилось, что значительная часть переписки Абрамова с английским издателем «Вокруг да около» политэмигрантом Алеком Флегоном велась через советскую книготорговую организацию «Международная книга», в точном соответствии с официальным порядком, а значит – под контролем ее сотрудников, в той или иной форме подотчетных КГБ.

С другой стороны, подобно автору «Архипелага ГУЛАГ», Абрамов не позднее осени того года, когда страна готовилась отметить 50-летие Октябрьского переворота, пришел к заключению, что приоритет в создании советских концентрационных лагерей принадлежит вовсе не Сталину, как думали в то время многие, а «нашему учителю» Ленину – «святому Владимиру» (запись в Дневнике от 18 сентября 1967 г.).

Весьма красноречива статистика упоминаний имени Александра Солженицына в «Летописи жизни и творчества Федора Абрамова». Так, если в первой книге имеется всего два упоминания Солженицына, то во второй их уже 44. В рукописи третьей книги, которая будет содержать описание жизни Федора Абрамова за 1966 – 1970 гг. – пока 214 упоминаний. Столь существенное различие в цифрах объясняется тем, что одной из центральных в будущей третьей книге «Летописи» станет тема отношения Абрамова к разраставшемуся во второй половине 1960-х гг. оппозиционному движению, с некоторыми видными представителями которого он был достаточно близко знаком и состоял в постоянной переписке (в частности, с Юрием Буртиным).

Прямые и косвенные контакты, параллели и пересечения между Абрамовым и Солженицыным, начавшись с 1963 г., не прекращаются до конца жизни Федора Александровича, хотя их «интенсивность», разумеется, колеблется. В хронологических рамках третьей книги «Летописи» приведем в качестве примеров лишь некоторые из них.

Любопытен эпизод, связанный с Верой Казимировной Кетлинской, членом партии с 1927 г., автором многократно переизданных в советский период романов «Мужество» (1938) о строителях Комсомольска-на-Амуре и «В осаде» (1947) – о блокадном Ленинграде, за который она получила Сталинскую премию третьей степени. На IV съезде Союза писателей СССР, проходившем 22 ‒ 27 мая 1967 г., она оказалась единственной, кто упомянул в своем выступлении имя Солженицына, к тому времени уже сделанного властями литературным изгоем и не имевшего возможности публиковать свои произведения в СССР. Кетлинская совершила это очень эффектно – в самом конце недолгой речи, когда слушателям стало понятно, что она заканчивает говорить (упомяни она опального писателя в самом начале своего выступления, наверняка микрофон был бы сразу же отключен).

Фраза, произнесенная Кетлинской после того, как она обильно воскурила фимиам партии по поводу ее неустанной заботы о советских писателях, прозвучала по тем временам умеренно антисоветски: «Можно как угодно, можно по–разному оценивать творчество того или иного писателя, можно спорить с ним, можно критиковать его, но нельзя делать вид, что явление просто не существует, как скажем, в докладах получилось с именем талантливого писателя Солженицына».

После текста выступления Кетлинской в изданном «Стенографическом отчете» IV cъезда помещена стандартная формулировка: «Бурные, продолжительные аплодисменты», однако Владимир Лакшин в своем дневнике сообщает более точную информацию: «Овация длилась минуты 3». О мотивах, побудивших Кетлинскую упомянуть Солженицына, можно лишь догадываться, но совершенно очевидно, что от нее подобного пассажа никто не ожидал.

Сам Федор Абрамов на съезде не присутствовал, так как в число делегатов от Ленинградской писательской организации избран не был, но, конечно, за его ходом внимательно следил. Наверняка даже обратил внимание на то, что в отчетном докладе секретаря Союза писателей СССР Георгия Маркова прозвучала его фамилия, опять-таки в связи с повестью «Вокруг да около», но на сей раз уже в положительном контексте.

Слова Кетлинской в своем дневнике Абрамов отметил и, конечно, запамятовать этот эпизод не мог. Во всяком случае, когда 23 апреля 1976 г. Вера Казимировна скончалась, он поставил свою подпись под ее официальным некрологом.

Случайностью это ни в коем случае быть не могло. Подпись писателя под некрологическими текстами появлялась чрезвычайно редко. В отличие от таких фигур, как второй, а затем первый секретарь Ленинградского обкома партии Г. В. Романов, писатель Абрамов был знаменит, но не занимал должностей, пребывание на которых требовало бы от него подписывать официальные некрологи признанных советской властью деятелей литературы и искусства в обязательном порядке. Поэтому подписанных им некрологов меньше, чем пальцев на двух руках.

Следовательно, во всех случаях подпись Абрамова под некрологами свидетельствует, прежде всего, о чувствах глубокого уважения и симпатии, которые он испытывал к данному человеку при его жизни. Несомненно, что фраза о Солженицыне в выступлении Кетлинской на IV съезде Союза писателей СССР значила для Абрамова очень многое и повлияла на его решение подписать ее некролог.

Дата и обстоятельства личного знакомства Абрамова и Солженицына известны – это случилось 29 ноября 1968 г. в редакции журнала «Новый мир», куда Абрамов зашел после возвращения из туристической поездки во Францию («в писательском стаде», по его собственному выражению). Подробная запись об этом есть в его дневнике, и она будет опубликована в третьей книге «Летописи». Сейчас же отметим лишь, с какой целью приходил в «Новый мир» Солженицын, к тому времени уже полностью вытесненный из официальной печати. Об этом визите Абрамову рассказал Твардовский, у которого Солженицын, окончательно убедившийся в том, что печатать его в Советском Союзе больше не станут, что бы он в дальнейшем ни написал, попросил хоть какой–нибудь «работенки», но оформленной так, чтобы выплата за нее непременно была проведена официально, через бухгалтерию. Существовала угроза, что Солженицына привлекут к ответственности по закону о тунеядстве, подобно тому как в 1964 г. это произошло с Иосифом Бродским, ставшим в эмиграции лауреатом Нобелевской премии по литературе (1987).

Из Союза писателей СССР Солженицына окончательно исключили 5 ноября 1969 г. Федор Абрамов оказался одним из очень немногих членов всесоюзной писательской организации, которые не побоялись открыто высказать свой протест в письмах, отправленных ими в секретариат Правления Союза писателей СССР. Это было очень серьезно. В Ленинграде кроме Абрамова на такой поступок решились только Леонид Пантелеев и Давид Дар. Однако они были беспартийными, а Абрамов – был и оставался членом партии, несмотря на уже сформировавшееся весьма критическое отношение ко многим аспектам ее деятельности. За выступление в защиту Солженицына, будь на то соответствующее указание властей, Абрамова вполне могли заставить выложить партийный билет на стол, и он прекрасно отдавал себе в этом отчет…

Судя по личному Дневнику, в 1967 ‒ 1970 гг. Абрамов познакомился с письмом Солженицына IV съезду Союза писателей СССР, романами «Раковый корпус» и «В круге первом» либо в Самиздате, либо по рукописям (копиям рукописей?), полученным из редакции журнала «Новый мир». Позднее Абрамов получил возможность прочитать документальное повествование «Архипелаг ГУЛАГ», впервые упомянутое в его дневнике 3 декабря 1969 г. В архиве писателя сохранилась и отдельная папка, куда он на протяжении многих лет складывал вырезки публикаций из советской периодики, связанные с Александром Солженицыным и Андреем Сахаровым.

В заключение – еще об одном пересечении, случившемся на самом излете 1960-х гг. На первый взгляд, оно мимолетное, но для собравшихся на открытую лекцию, может быть, не менее важное – 25 ноября 1970 г. именно в этом помещении, которое тогда занимала Невская районная библиотека, состоялась встреча Федора Абрамова с читателями.

Стенограмма этого мероприятия, к сожалению, не сохранилась, если она вообще велась, но два реальные свидетельства все же остались.

Во-первых, это запись в дневнике самого Абрамова, к сожалению, очень короткая: «Встреча с читателями в библиотеке Невской заставы. Я – известен. Были вопросы о Солженицыне. А удовлетворения большого нет. Не потому ли, что я был излишне откровенен?!»

«Вопросы о Солженицыне» прозвучали на этой встрече с читателями совсем не случайно. Дело в том, что незадолго до нее, 8 октября 1970 г., в Стокгольме была объявлен новый Нобелевский лауреат в области литературы – им стал Александр Солженицын. От времени публикации его первого произведения, повести «Один день Ивана Денисовича», до присуждения этой престижнейшей награды прошло всего восемь лет. В истории присуждения Нобелевской премии по литературе такого случая не было ни до, ни после.

Во-вторых, сохранилась фотография выступающего в библиотеке Федора Абрамова, сделанная Аркадием Векслером (тогда молодым инженером и книголюбом, теперь известным краеведом, автором многих книг по истории Санкт-Петербурга).

Безусловно, историю русской литературы второй половины ХХ века невозможно представить без Федора Абрамова и без Александра Солженицына. Они – классики, влияние которых на русское общественное и литературное сознание огромно и вряд ли когда-нибудь улетучится. Трагический жизненный опыт, то приглушенное, то активное сопротивление советской власти, уважительное отношение к творчеству друг друга объединяют этих двух столь разных писателей, отразивших в своих произведениях крестный путь национальной России в XX веке.

В завершение мероприятия поэт Николай Астафьев (информация о его встрече с Абрамовым 9 января 1966 г. будет открывать третью книгу «Летописи») подарил библиотеке  им. Федора Абрамова журнала «Русская речь» № 5 за 1972 г.

В номере напечатан текст выступления Ф. Абрамова «Такой словарь нужен…» на дискуссии, посвященной подготовке нового академического словаря русского языка.

Член Санкт-Петербургского библиотечного общества, экс-президент Петербургского общества библиофилов Станислав Ларьков представил собравшимся адресованное в его адрес подлинное письмо Александра Солженицына от 9 февраля 1999 г.

В качестве почетного гостя на открытой лекции присутствовала Галина Михайловна Абрамова – племянница Федора Абрамова.

Г. Г. Мартынов, библиотекарь II категории библиотеки № 2 им. Федора Абрамова, автор «Летописи жизни и творчества Федора Абрамова»

А. Г. Тимофеев, кандидат филологических наук, члена Союза писателей Санкт-Петербурга, научный редактор «Летописи жизни и творчества Федора Абрамова»